— Тирфинг? — переспросила Пэгги. — А что это?

— Меч Одина. ³¹ Если вам нравятся оперы Вагнера.

Девушка фыркнула.

— Вагнера я слышала только как саундтрек к фильму «Апокалипсис сегодня».

— Но с другой стороны, — продолжал рассуждать канадец, — Альберик может оказаться совсем не тем Альбериком, о котором мы думаем…

— Их что, было много? — удивилась Пэгги.

— Да уж больше одного, по крайней мере…

Брейнтри встал из-за стола и принялся рыться в стопках книг, составленных на полу. Не обнаружив того, что искал, он, бурча себе под нос, перешел к книжным шкафам, занимавшим всю стену. Вытащил пухлый том, раскрыл его…

— Ага! Вот он!

— Кто? — спросил Холлидей.

— Он! — отвечал Брейнтри, вручая ему книгу в сафьяновом переплете.

Рейнджер прочитал вытисненное на обложке название: «Святой храмовник Альберик из Сито и возвышение ордена цистерцианцев». Ниже подполковник увидел имя автора — сэр Дерек Кэрр-Харрис, с большим количеством степеней и званий после фамилии, включая доктора наук Оксфорда и кавалера Британской империи. «Почти как сэр Пол Маккартни, — подумал Холлидей. — Внушительно»… Это имя он где-то слышал. Или читал. Что-то до боли знакомое.

— Вы думаете, это тот самый Альберик, что отметился на мече?

— Очень может быть. Тем более что перевод с латыни слова «fecit» допускает двойное толкование. Его можно прочитать как «сделал» и как «сделан для».

— Сделано для Альберика в Пелерине? — спросила Пэгги.

— Это могла быть игра слов, — предположил Брейнтри, принимая книгу из рук подполковника и задумчиво разглядывая корешок. — Может быть, сообщение предназначалось для Альберика, а меч изготовили в Пелерине нарочно для того, чтобы передать закодированное сообщение в аббатство в Сито.

— Где это? — спросила Пэгги.

— Во Франции. Южнее Дижона. — Профессор перелистнул несколько страниц, повел пальцем по строчкам, сосредоточенно хмурясь, и вдруг радостно воскликнул: — Вот оно! Нашел!

Он повернулся к столу и, взяв одну из фотографий, вручил ее Холлидею. Крупный план клейма на черенке меча и надписи.

— De laudibus novae militiae! ³² Это сочинение святого Бернарда Клервоского, ³³ обращенное к Гуго де Пейну, первому великому магистру ордена Храма и приору Иерусалимскому.

— Ну и что? — покачал головой Холлидей. — Не вижу связи.

— Аббревиатура «D. L. N. М.». Что это, по-вашему? De laudibus novae militiae! Это очень известное послание. Письмо святого Бернарда к Пейну, основателю ордена бедных рыцарей из Храма Соломона. Это и есть ключ!

И после значительной паузы Брейнтри торжествующе добавил:

— И есть еще один довод. Очень веский. Я думаю, решающий.

— И какой же?

Подполковник почувствовал волнение. Слабые подсказки из прошлого, призраки с неясными очертаниями, начали приобретать четкие формы и складываться как части мозаики. Неужели тайна наконец-то раскрыта?

— Пчелы! — Профессор многозначительно улыбнулся и указал пальцем на фотографию. — Во Франции Альберик из Сито почитается как заступник пчел и покровитель пасечников.

Пэгги взяла книгу со стола.

— А я, кажется, вспомнила это имя, — сказала она неуверенно. — Фотография в кабинете дедушки Генри. Помните? Снимок, сделанный в Каире или Александрии в тысяча девятьсот сорок первом году. На нем рядом с дедушкой стоит Дерек Кэрр-Харрис.

— Который преподавал после войны в Оксфорде, — подхватил Холлидей.

— И который написал, как добраться к его дому в Леоминстере, на старом приглашении на «Обед мастеров», — закончила Пэгги, улыбаясь.

Брейнтри выглядел обалдевшим.

— Я что-то пропустил?

9

Проведя сутки в Торонто, Пэгги Блэксток и Джон Холлидей взяли билеты на вечерний рейс Британских авиалиний до Хитроу и на следующий день в девять утра прибыли в Соединенное Королевство. Позвонив в Оксфорд, на кафедру, где работал Дерек Кэрр-Харрис, они узнали, что профессор в отпуске и в настоящее время отдыхает в загородном доме. На просьбу дать номер телефона или адрес секретарь ответил вежливым, но категорическим отказом. Подполковник позвонил по номеру, обнаруженному в записной книжке дяди Генри, но безрезультатно — никто не поднимал трубку. По всей видимости, это был телефон городской, оксфордской квартиры профессора.

Покинув Хитроу, они добрались на метро до железнодорожной станции Пэддингтон, позавтракали в местном ресторане, проклиная отвратительную кухню, а после еды сели в поезд, следующий в Уэльс, и три часа спустя оказались в провинциальном городке Леоминстере.

Лемстер, как его называла Пэгги, достиг расцвета в Средние века как крупный торговый центр, где продавали отменного качества овечью шерсть — «Леоминстер Оро». С той поры минули века, и он превратился в захудалый и дремучий городок, спорный между Уэльсом и Англией. Холлидей нашел его похожим на туристические города Соединенных Штатов, которые после бурной и зачастую сомнительной истории обнищали и выживали исключительно за счет гостей, знакомившихся с местными достопримечательностями и содержимым антикварных лавок, одновременно поглощая в огромных количествах картофельные чипсы. Так же и в Леоминстере.

— Только чуть-чуть элегантнее, — заметила Пэгги, прогуливаясь по главной улице города, почему-то носившей название Масляная.

Они разыскивали, где бы взять автомобиль напрокат.

Спустя некоторое время их старания увенчались успехом. Пэгги выбрала небольшую приземистую «тойоту элис». Выслушав целую кучу нудных и малопонятных наставлений от прыщавого молодого дежурного по имени Билли, они выехали на манкландскую дорогу. Через несколько миль Пэгги повернула на более узкую А44, похожую скорее на проселок, зажатый с двух сторон живыми изгородями. Изредка, поднявшись на холм, они могли увидеть раскинувшийся по сторонам идиллический пасторальный пейзаж.

— Словно трасса бобслея, — пожаловалась Пэгги.

Она опасалась встречных машин. Даже компактная «тойота элис» с трудом помещалась в старой колее, а что тогда говорить о мощном внедорожнике, грузовике или — не приведи Господь! — каком-нибудь монстре сельскохозяйственной техники. Но страшнее этого оказалась отара овец, мохнатых и пыльных, вывалившая из-за поворота. Автомобиль тут же завяз насмерть.

— Ну ладно! — Пэгги махнула рукой и заглушила двигатель. Вокруг мелькали серые спины, глупые глаза и блеющие пасти. — Пришла пора расставить все точки над «i». Вы, вместо того чтобы удить форель, скажем, в Патагонии, как пристало почтенному профессору проводить отпуск, и я, отказавшись от увлекательной командировки в Новую Зеландию, замечательное место, где я никогда не была и куда всю жизнь мечтала попасть, бросаем все дела, срываемся и летим в английское захолустье. Зачем? Для чего нам это нужно?

— Потому что сукин сын Бродбент сжег дотла дом дяди Генри, — ответил Холлидей.

— Но это не объясняет, зачем мы мчались в Хитроу, поедая сырные рулеты в салоне Британских авиалиний.

— По всей видимости, он сжег дом, чтобы скрыть пропажу меча. Почему-то меч очень необходим ему.

— Это всего лишь меч, Док! Экспонат из эпохи Средневековья, так же как и Лемстер, который мы оставили позади. Какое отношение он имеет к нам?

— Тысячу лет назад рыцарь-тамплиер отправил сообщение во Францию, адресованное одному из основателей ордена. Настолько важное сообщение, что его зашифровали, а ключ к шифру спрятали под кожаной оплеткой рукояти меча из дамасской стали. А уже в двадцатом веке дядя Генри нашел его, то есть меч, в загородной резиденции Гитлера в баварских Альпах. Причем дядя Генри скрыл свою находку и не упоминал о ней больше чем половину столетия. На самом деле, как мне кажется, для него важнее было, чтобы никто не завладел мечом. А подсказку, где его разыскать, дядя Генри поместил в книгу «Король былого и грядущего». Если меч был очень важен для тамплиеров тысячу лет тому назад, если он был так важен, что ваш дедушка прикладывал столько усилий, чтобы скрывать его, если Бродбент с легкостью пошел на преступление, чтобы завладеть им, значит, сообщение, закодированное в нем, все еще важно. Именно поэтому мы и занимаемся нашими поисками.